Сегодня начинается сейчас. Завтра - тоже.
Вообще, оно пристало к игре "Сокровища для Дракона", где разные игроки пишут одну историю, и, вообще, поскольку все зависло там, а у меня вертится первая фраза игры в голове - написалось это.
Выставлять туда страшно, правда. И, к тому же, я еще не дописал, а яя...Нууу. Короче, я сбежал от того, чтобы выставить туда и выставляю здесь. XD И да, я знаю, как все связать и завершить историю, там начатую, ну, более менее, ааа. Право на первую фразу - и завязку - на совести Когай А.И.
Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Говорят, королю он сдался потому, что знает, где лежит проклятое золото.
Говорят, что за душой у него самого ни гроша - и все наряды, которые у него бывают, оплачены из королевской казны, куда наведаться он может в любое время дня и ночи.
Еще говорят, что медленно, с каждым днем, мелкая чешуя все выше поднимается по его телу, а на ногах уже у него когти - и потому носит он такие большие ботинки.
Говорят, что самое страшное оружие его - хвост, читать дальшео котором можно забыть, если видеть почти человеческий облик и притерпеться к запаху. Или, наоборот, забыть, будучи сраженным запахом и медленно скользя взглядом, разглядывая, будто язвы, позолоченные чешуей руки и начинающую отблескивать золотом кожу прекрасного лица.
Еще можно забыть обо всем - взглянув в его глаза. Издалека всякому понятно, что его взгляд с издевкой, маленький нос, тонкие губы и мутные глаза не предвещают ничего хорошего.
Говорят, что если долго на него смотреть, полюбишь без памяти, и умрешь от неразделенной любви - потому что сердце его - словно камень под слоем льда, и ни что не расколет его и не растопит.
Красота его дьявольская, неземная, издалека он - почти человек, если бы не странный, золотой отблеск кожи и живой, подвижный хвост. Волосы и лицо его - на самом деле, как у ангела или ребенка, если бы не взгляд, которым он смотит на вас, если бы не запах, который заставляет отойти с его дороги, а, лучше отбежать на десять шагов.
Говорят, волосы его, мягкие, нежные, и легкие, словно пух, слегка вьющиеся, похожие на нити белого золота, тоже дьявольский дар и проклятье - и что растут они так же, как и чешуя - с каждым днем понемногу.
Чем дальше ползет чешуя, тем диковиннее его одежды - позолота доползла до солнечного сплетения, и он больше не носит рубахи, и сверкает позолоченным брюхом, пока еще бледно-золотыми кистями рук и появляющимися чешуйками на его плечах. Хотя в безветренную погоду его волосы и так все скроют.
Хвост его, тонкий, длинный, сам по себе похожий на змею, прячется в длинных и диковинных воздушных юбках, созданных из легчайших, прозрачных тканей, развевающихся по ветру вместе с его ангельскими волосами. К счастью, или к не счастью - для придворных дам, легкомысленных девиц, молоденьких служанок, поварих и мудрых старых матрон-болтушек, он так же носит брюки из дорогой заморской кожи и ботинки, скрывая тем самым все, что произошло с телом его ниже пояса.
С каждым днем запах все сильнее.
Когда пришел он к дворцовым воротам, позолота касалась только его пяток, а хвост не достигал колен, а ангельские волосы только-только касались плеч.
А, быть может, королю сдался он потому, что пока рассказывал чудной гость о своем приключении, смотрел он - вместе с дворцовой свитой, на него так долго, что влюбился вместе со свитой в него без памяти, и нет никаких сил - отпустить его, али прикоснуться.
Так и ходит он по королевским садам, по дворцу, заставляя разбегаться всех в разные стороны, а ежели кто попытается напасть - говорят, он может слегка придушить хвостом или показать тонкие и острые клыки, совсем не похожие на обычные, человеческие зубы.
Ест он в одиночестве, и готовят ему отдельный зал для еды - и не пускает он стоять над его душой ни одну служанку, и, как говорят те, кто уносят и приносят ему еду - порой накрытый стол остается почти не тронутым, а порой сметает он все подчистую.
И никто не знает, ждет ли король чего-то, и почему не идет за проклятым золотом, а может, просто надо, чтобы мальчишка с легкими, как пух волосами, совсем оброс чешуей, вырастил крылья и провел короля прямо к проклятому золоту, если вспомнит уговор о том.
Но, говорят, драконы все помнят.
Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Если вылить на нее все лучшие духи королевства - неумолимый запах никуда не исчезает. Если отмывать сутки с мылом или простоять в чистой реке - запах останется, и слабнет он только под ветром или струями воды.
Золотом пахло в логове дракона, и, когда уходил он оттуда - смутно он уже помнит, чем все тогда кончилось, затхлый запах пошел следом, привязался к нему и не отстает.
А говорили - что деньги не пахнут.
Все, что у него было, когда он уходил - мешочек с золотыми монетами, от которого он в спешке избавился, в надежде, что уйдет прОклятый запах.
Осталась всего одна, древняя монета, которую он преподнес королю, чтобы доказать, что говорит правду.
Сейчас он красив, как бог, но ему опротивела его красота - а каким он был до встречи с драконом - он вовсе не помнит, а, может, в доме его просто не было зеркал.
Ум его мутнеет вместе с глазами, и порой он не помнит даже - что за дело у него к королю, и почему пришел он сюда.
Хотя, на самом деле, он этого точно не знает - но одна из монет, которые он в спешке отдал, была отдана старой, мудрой гадалке, из тех, что никогда не прячутся за мишурой и блеском магических побрякушек, и та сказала ему держать путь к королю, и что только там он найдет свое спасение.
Легкие, словно пух, волосы, на деле кажутся ему тяжелыми гирями, и тянут его голову назад, и невыносимо устает его шея держать этот груз, а если обрезать их - за ночь отрастут они снова.
Всякая одежда мешает ему, и задевает нежные чешуйки, но он смутно помнит, что одежда - то, что делает его человеком.
А еще внутри него горит огонь - и если приложить ткань к непокрытой чешуей коже, рано или поздно она загорится.
Когда чешуя переползает через нижние ребра и подбирается к самому сердцу, за окном светит недавно народившаяся луна, и сердце, собираясь скрыться под кружевом чешуи, начинает болеть. Он почти не ест и не спит - как будто то топливо, что превращает его в обросшее чешуей чудовище, удерживает его в постоянном состоянии полусна-полубодрствования, не позволяя до конца проснуться, или же - заснуть.
Когда сердце начинает болеть, он наконец просыпается.
Когда он уходил из пещеры дракона, луна начинала сходить на нет, и теперь - видимо, прошло чуть больше половины лунного месяца, а значит - у него еще есть время, чтобы спасти брата.
Про которого он совсем забыл, так же, как забыл про себя, уйдя из драконьей пещеры с проклятым золотом, так же, как отойдя на несколько шагов - напрочь забыл, что он должен сделать и для чего.
Спасибо гадалке, ведь и вправду ему было нужно к королю.
Потому что то, что пожелал дракон, было в королевской сокровищнице.
И взять это мог с собой только тот, кто сам был драконом хотя бы немного.
А еще то, что пожелал дракон, требовало чужой крови.
То, что он забыл, было ли драконьим планом или не было - он не помнил.
Десяток раз он, будучи любопытной игрушкой для короля, свободно заходил в сокровищницу, но того, о чем просил его дракон, он не видел.
Золотые глаза дракона, такие же яркие, как Альков хвост теперь на солнце, тогда злорадно сияли.
Он попросил королевскую реликвию. Такую, о которой ходили только слухи, и, которой, может, и не было.
Но дракон уверил, что она была. Принадлежала она из всех домов королевскому дому Ландренов, тех, кто, каким-то невероятным образом, всегда обходил легко тяжелые засухи, мор, пожары и проливные дожди.
Дракон назначил платой за жизнь Трисама пузырек голубой крови младшего из основного рода Ландренов, и еще - чашу, золотую чашу, обвитую змеей с рубиновыми глазами, и узором внутри, похожим на те, что встречаются в развалинах древних храмов.
И проклял напоследок - так, чтобы Альк смог унести чашу с собой, будучи немного драконом, а вот если нет - то жить бы ему осталось не скоро, и сам бы стал он большим куском золотого металла.
Проклятое золото, видать, вместе с драконьим проклятьем, принесло с собой полусон и забвение, оставив только память о том, что запах он успел возненавидить.
Оставалось, правда, для Алька теперь загадкой - почему запах ощущали обычные люди, запах проклятого золота - ведь редко обычный человек его учует, и, уж тем более, ощутит его мерзость.
А кубка в сокровищнице не было.
Он мог зайти туда легко, и оттуда выйти так же легко, и пах он сам, как золото в сокровищнице, и казалось, что он сам - сокровище, и если бы кто шел по запаху, он не смог бы отличить Алька от золота вокруг.
Многое из сокровищ пахло кровью.
Но кровью пахло старой, древней, оставшейся с войн и междоусобиц. Или кровью простых людей, а кубок пил, ради исполнения желаний только кровь голубую, королевскую.
Отзвуки запахов, похожих на королевскую кровь, бродили, но ничего сильно ударяющего Альку в нос - не было.
Бесплодно обыскав сокровищницу, поискав тайные входы и выходы, Альк наконец задумался.
Будто проступало сквозь сон все то, чему он учился, пока был собой.
Золото, струившееся по нему, замедляло и замораживало его, уносило радость жизни, но делало будто бы при этом сильнее. И Альк, осознавший, что он - Альк, уже устал от этого золота, хотя не прошло и ночи. Хотелось снова в тяжкое забытье.
Говорят, что драконы все помнят.
Альк отогнал от себя желание забыться и стал вспоминать. Дом Ландренов - был болезненным домом, вечно больным и слабым, но позиций своих, среди всех королевских домов, ни разу не сдавшим.
И пшеница в этом году на полях королевства колосилась отменно, хотя этот и прошлый год - урожаи пшеницы на территории других домов становились хуже, что, к счастью, все же окупалось богатым урожаем других сельскохозяйственных культур.
А значит, скорее всего, кровавая плата за благополучие приносилась часто.
Там, где проливалась часто кровь - это чувствовалось. Запах уходящей жизни, запах причинения боли, запах... На бойнице, где забивали животных, пахло не так, как пахло в лечебнице, где отворяли кровь, а там, где рубили с плеч головы, пахло по-третьему.
Это Альк знал точно.
Драконы все помнят, и с трудом, с большим трудом, бродя ночью по коридорам дворца, Альк вытаскивал из полусна память о запахах, которые мог бы заметить, пока был здесь.
Пролитой голубой кровью не пахло. Как пахли члены рода Ландренов - Альк уже знал, как пахнет их кровь - догадывался.
Но так, чтобы пахло так, чтоб было понятно, что здесь много проливалась кровь - сколько вообще надо этой чаше, если дракон попросил пузырек всего, - Альк такого не замечал.
Больше всего пролитой кровью пахло рядом с женскими покоями.
Альк догадывался, почему. А еще потому, что младшая из рода - училась рукодельничать, и вечно, вечно колола руки о спицы.
Альк боялся, боялся почти так же, как когда говорил с драконом, потому что тело его - хоть и слушалось, все же, было совсем чужим, а о том, что творил он прошедшие две недели, и каков был уговор его с королем, он почти не помнил.
Выставлять туда страшно, правда. И, к тому же, я еще не дописал, а яя...Нууу. Короче, я сбежал от того, чтобы выставить туда и выставляю здесь. XD И да, я знаю, как все связать и завершить историю, там начатую, ну, более менее, ааа. Право на первую фразу - и завязку - на совести Когай А.И.
Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Говорят, королю он сдался потому, что знает, где лежит проклятое золото.
Говорят, что за душой у него самого ни гроша - и все наряды, которые у него бывают, оплачены из королевской казны, куда наведаться он может в любое время дня и ночи.
Еще говорят, что медленно, с каждым днем, мелкая чешуя все выше поднимается по его телу, а на ногах уже у него когти - и потому носит он такие большие ботинки.
Говорят, что самое страшное оружие его - хвост, читать дальшео котором можно забыть, если видеть почти человеческий облик и притерпеться к запаху. Или, наоборот, забыть, будучи сраженным запахом и медленно скользя взглядом, разглядывая, будто язвы, позолоченные чешуей руки и начинающую отблескивать золотом кожу прекрасного лица.
Еще можно забыть обо всем - взглянув в его глаза. Издалека всякому понятно, что его взгляд с издевкой, маленький нос, тонкие губы и мутные глаза не предвещают ничего хорошего.
Говорят, что если долго на него смотреть, полюбишь без памяти, и умрешь от неразделенной любви - потому что сердце его - словно камень под слоем льда, и ни что не расколет его и не растопит.
Красота его дьявольская, неземная, издалека он - почти человек, если бы не странный, золотой отблеск кожи и живой, подвижный хвост. Волосы и лицо его - на самом деле, как у ангела или ребенка, если бы не взгляд, которым он смотит на вас, если бы не запах, который заставляет отойти с его дороги, а, лучше отбежать на десять шагов.
Говорят, волосы его, мягкие, нежные, и легкие, словно пух, слегка вьющиеся, похожие на нити белого золота, тоже дьявольский дар и проклятье - и что растут они так же, как и чешуя - с каждым днем понемногу.
Чем дальше ползет чешуя, тем диковиннее его одежды - позолота доползла до солнечного сплетения, и он больше не носит рубахи, и сверкает позолоченным брюхом, пока еще бледно-золотыми кистями рук и появляющимися чешуйками на его плечах. Хотя в безветренную погоду его волосы и так все скроют.
Хвост его, тонкий, длинный, сам по себе похожий на змею, прячется в длинных и диковинных воздушных юбках, созданных из легчайших, прозрачных тканей, развевающихся по ветру вместе с его ангельскими волосами. К счастью, или к не счастью - для придворных дам, легкомысленных девиц, молоденьких служанок, поварих и мудрых старых матрон-болтушек, он так же носит брюки из дорогой заморской кожи и ботинки, скрывая тем самым все, что произошло с телом его ниже пояса.
С каждым днем запах все сильнее.
Когда пришел он к дворцовым воротам, позолота касалась только его пяток, а хвост не достигал колен, а ангельские волосы только-только касались плеч.
А, быть может, королю сдался он потому, что пока рассказывал чудной гость о своем приключении, смотрел он - вместе с дворцовой свитой, на него так долго, что влюбился вместе со свитой в него без памяти, и нет никаких сил - отпустить его, али прикоснуться.
Так и ходит он по королевским садам, по дворцу, заставляя разбегаться всех в разные стороны, а ежели кто попытается напасть - говорят, он может слегка придушить хвостом или показать тонкие и острые клыки, совсем не похожие на обычные, человеческие зубы.
Ест он в одиночестве, и готовят ему отдельный зал для еды - и не пускает он стоять над его душой ни одну служанку, и, как говорят те, кто уносят и приносят ему еду - порой накрытый стол остается почти не тронутым, а порой сметает он все подчистую.
И никто не знает, ждет ли король чего-то, и почему не идет за проклятым золотом, а может, просто надо, чтобы мальчишка с легкими, как пух волосами, совсем оброс чешуей, вырастил крылья и провел короля прямо к проклятому золоту, если вспомнит уговор о том.
Но, говорят, драконы все помнят.
Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Если вылить на нее все лучшие духи королевства - неумолимый запах никуда не исчезает. Если отмывать сутки с мылом или простоять в чистой реке - запах останется, и слабнет он только под ветром или струями воды.
Золотом пахло в логове дракона, и, когда уходил он оттуда - смутно он уже помнит, чем все тогда кончилось, затхлый запах пошел следом, привязался к нему и не отстает.
А говорили - что деньги не пахнут.
Все, что у него было, когда он уходил - мешочек с золотыми монетами, от которого он в спешке избавился, в надежде, что уйдет прОклятый запах.
Осталась всего одна, древняя монета, которую он преподнес королю, чтобы доказать, что говорит правду.
Сейчас он красив, как бог, но ему опротивела его красота - а каким он был до встречи с драконом - он вовсе не помнит, а, может, в доме его просто не было зеркал.
Ум его мутнеет вместе с глазами, и порой он не помнит даже - что за дело у него к королю, и почему пришел он сюда.
Хотя, на самом деле, он этого точно не знает - но одна из монет, которые он в спешке отдал, была отдана старой, мудрой гадалке, из тех, что никогда не прячутся за мишурой и блеском магических побрякушек, и та сказала ему держать путь к королю, и что только там он найдет свое спасение.
Легкие, словно пух, волосы, на деле кажутся ему тяжелыми гирями, и тянут его голову назад, и невыносимо устает его шея держать этот груз, а если обрезать их - за ночь отрастут они снова.
Всякая одежда мешает ему, и задевает нежные чешуйки, но он смутно помнит, что одежда - то, что делает его человеком.
А еще внутри него горит огонь - и если приложить ткань к непокрытой чешуей коже, рано или поздно она загорится.
Когда чешуя переползает через нижние ребра и подбирается к самому сердцу, за окном светит недавно народившаяся луна, и сердце, собираясь скрыться под кружевом чешуи, начинает болеть. Он почти не ест и не спит - как будто то топливо, что превращает его в обросшее чешуей чудовище, удерживает его в постоянном состоянии полусна-полубодрствования, не позволяя до конца проснуться, или же - заснуть.
Когда сердце начинает болеть, он наконец просыпается.
Когда он уходил из пещеры дракона, луна начинала сходить на нет, и теперь - видимо, прошло чуть больше половины лунного месяца, а значит - у него еще есть время, чтобы спасти брата.
Про которого он совсем забыл, так же, как забыл про себя, уйдя из драконьей пещеры с проклятым золотом, так же, как отойдя на несколько шагов - напрочь забыл, что он должен сделать и для чего.
Спасибо гадалке, ведь и вправду ему было нужно к королю.
Потому что то, что пожелал дракон, было в королевской сокровищнице.
И взять это мог с собой только тот, кто сам был драконом хотя бы немного.
А еще то, что пожелал дракон, требовало чужой крови.
То, что он забыл, было ли драконьим планом или не было - он не помнил.
Десяток раз он, будучи любопытной игрушкой для короля, свободно заходил в сокровищницу, но того, о чем просил его дракон, он не видел.
Золотые глаза дракона, такие же яркие, как Альков хвост теперь на солнце, тогда злорадно сияли.
Он попросил королевскую реликвию. Такую, о которой ходили только слухи, и, которой, может, и не было.
Но дракон уверил, что она была. Принадлежала она из всех домов королевскому дому Ландренов, тех, кто, каким-то невероятным образом, всегда обходил легко тяжелые засухи, мор, пожары и проливные дожди.
Дракон назначил платой за жизнь Трисама пузырек голубой крови младшего из основного рода Ландренов, и еще - чашу, золотую чашу, обвитую змеей с рубиновыми глазами, и узором внутри, похожим на те, что встречаются в развалинах древних храмов.
И проклял напоследок - так, чтобы Альк смог унести чашу с собой, будучи немного драконом, а вот если нет - то жить бы ему осталось не скоро, и сам бы стал он большим куском золотого металла.
Проклятое золото, видать, вместе с драконьим проклятьем, принесло с собой полусон и забвение, оставив только память о том, что запах он успел возненавидить.
Оставалось, правда, для Алька теперь загадкой - почему запах ощущали обычные люди, запах проклятого золота - ведь редко обычный человек его учует, и, уж тем более, ощутит его мерзость.
А кубка в сокровищнице не было.
Он мог зайти туда легко, и оттуда выйти так же легко, и пах он сам, как золото в сокровищнице, и казалось, что он сам - сокровище, и если бы кто шел по запаху, он не смог бы отличить Алька от золота вокруг.
Многое из сокровищ пахло кровью.
Но кровью пахло старой, древней, оставшейся с войн и междоусобиц. Или кровью простых людей, а кубок пил, ради исполнения желаний только кровь голубую, королевскую.
Отзвуки запахов, похожих на королевскую кровь, бродили, но ничего сильно ударяющего Альку в нос - не было.
Бесплодно обыскав сокровищницу, поискав тайные входы и выходы, Альк наконец задумался.
Будто проступало сквозь сон все то, чему он учился, пока был собой.
Золото, струившееся по нему, замедляло и замораживало его, уносило радость жизни, но делало будто бы при этом сильнее. И Альк, осознавший, что он - Альк, уже устал от этого золота, хотя не прошло и ночи. Хотелось снова в тяжкое забытье.
Говорят, что драконы все помнят.
Альк отогнал от себя желание забыться и стал вспоминать. Дом Ландренов - был болезненным домом, вечно больным и слабым, но позиций своих, среди всех королевских домов, ни разу не сдавшим.
И пшеница в этом году на полях королевства колосилась отменно, хотя этот и прошлый год - урожаи пшеницы на территории других домов становились хуже, что, к счастью, все же окупалось богатым урожаем других сельскохозяйственных культур.
А значит, скорее всего, кровавая плата за благополучие приносилась часто.
Там, где проливалась часто кровь - это чувствовалось. Запах уходящей жизни, запах причинения боли, запах... На бойнице, где забивали животных, пахло не так, как пахло в лечебнице, где отворяли кровь, а там, где рубили с плеч головы, пахло по-третьему.
Это Альк знал точно.
Драконы все помнят, и с трудом, с большим трудом, бродя ночью по коридорам дворца, Альк вытаскивал из полусна память о запахах, которые мог бы заметить, пока был здесь.
Пролитой голубой кровью не пахло. Как пахли члены рода Ландренов - Альк уже знал, как пахнет их кровь - догадывался.
Но так, чтобы пахло так, чтоб было понятно, что здесь много проливалась кровь - сколько вообще надо этой чаше, если дракон попросил пузырек всего, - Альк такого не замечал.
Больше всего пролитой кровью пахло рядом с женскими покоями.
Альк догадывался, почему. А еще потому, что младшая из рода - училась рукодельничать, и вечно, вечно колола руки о спицы.
Альк боялся, боялся почти так же, как когда говорил с драконом, потому что тело его - хоть и слушалось, все же, было совсем чужим, а о том, что творил он прошедшие две недели, и каков был уговор его с королем, он почти не помнил.
Получилось хорошо, правда немного неровно, но все равно хорошо
Большое.
Большое.